С детства не люблю зоопарки. Там люди просовывают головы между прутьями клетки, чтобы наблюдать, как одуревшие от безделья звери чешут себе то зад, то перед. Однако не только в Африке можно встретить зебру, гуляющую саму по себе.
Президент Фонда развития экотуризма «Дерсу Узала» широко известная в экологических кругах Наталья Моралева знала, чем добить автора. В Аскании-Нове бегают табуны лошадей Пржевальского! А я-то думала, что сохранилось только чучело в питерском зоологическом музее, откуда, кажется, и было украдено.
Искать Асканию-Нову следует в 1390 км от Москвы, в Херсонской области. До Запорожья ехать обычным крымским путем по М2. Поначалу дорога широкая, но въезды-съезды многочисленных мостиков на приличной скорости превращаются в трамплины. Можно было бы гасить прыжки как по писаному, ударами педалей тормоз-газ (очень увлекательно!), но мои пассажиры, два хронических пешехода, скоро взвыли. Если честно, они еще долго терпели. Как мостики-трамплины кончились, так и дорога сузилась до двух полос. А там другое испытание для пассажирского вестибулярного аппарата — резкий разгон на обгоне и тошнотворный сброс газа до скорости попутных фур при возвращении в поток.
Из Москвы выехали в семь вечера, так что ночевали еще на нашей территории, в поле, за кромкой леса. Выехать оттуда чем раньше, тем лучше, потому что утром обнаружите табличку «Въезд на поле запрещен». И правда — зайцы бегают туда-сюда.
После Белгорода качество дорожного полотна теряет актуальность, так как вступает в силу полный набор закорючек украинской границы и пугалок ДАI. Наматывать кишки на руку начнут через 740 км, на украинском посту русско-украинской границы, почти пустующем вне сезона. Пограничник злорадно: «Что, думаете, уже в Крым приехали?» Как в том анекдоте: «Ну шо, Маугли, змэрз?!»
Это я, не разобравшись с погодой в теплой машине, спозаранку напялила шорты: так, ничего дурного, просто сработал инстинкт приближения к Крыму.
Меня пытались не пустить на Украину с расширенным набором документов тестового автомобиля и письмом из газеты о моей практически просветительской миссии. На исходе пятого часа препирательств зашли в тупик, и в будке с таможенниками ваш корреспондент пошла на финальную речовку: «... вашу мать, я столько времени потратила на дорогу в вашу ... Украину, чтобы написать о вашей ср... Аскании-Нове, а вы, б..., меня не пускаете!»
— А, так вы писать едете? Так бы сразу и сказали...
На нужную бумажку шлепнулась печать. На «счастливого пути», открывающее шлагбаум, оставалось только прошипеть: «И вас туда же».
Вместо присказки о жирафе теперь есть более наглядный пример — украинский пограничник.
Тем не менее вместе с ночевкой и указанным осложнением дорога заняла 30 часов, что, в общем, не обидно при сравнении с поездом.
Аскания-Нова — огромный участок ни разу не распаханной земли. Степной биосферный заповедник. Если хоть раз распахать степь, она никогда не восстановится и степью будет называться по недоразумению. Хозяин обширных земель Фридрих Фальц-Фейн не только не давал там пахать, но даже во время сенокоса следил, чтобы впереди косцов шли девушки и помечали в траве гнезда. В своем имении он устроил зоопарк, ботанический парк и естественный музей.
Куланы, зебры, сайгаки, антилопы, буйволы, бизоны бегали табунами. Однако фамильный герб украсила лошадь Пржевальского. Фальц-Фейн первый получил ее из Монголии живьем, но уже после того, как Пржевальский привез чучело. Для этого придумали следующую жуть: загнанных и отловленных жеребят — взрослую не поймать! — подводили к ожеребившейся домашней кобыле. А поскольку та не хотела кормить чужих, ее жеребят убивали и натягивали их шкуру на пржевальских лошариков. Кобыла сослепу принимала их за своих детей и кормила. А сослепу потому, что ей мазали глаза соленым молоком.
Четырех откормленных кобыл смогли довезти до Аскании, держали в строгом секрете. Но коварный К. Гагенбек подпоил фальцфейновского служащего, тот по пьяни все рассказал. Гагенбек стал по дороге перекупать лошадей, увозил в Гамбург. Те четыре кобылицы так и сидели без жеребцов несколько лет. Фальц-Фейн начал было скрещивать их с кем попало, пока не понял, куда пропадают жеребцы. К тому времени в Аскании осталось всего две кобылы с чудесными именами — Старая I и Старая II. Николай II отправил в заповедник своего пржевальского жеребца Ваську. Васька не подвел: от него и обеих Старых теперь целые табуны бегают.
А Гражданскую войну лошади Пржевальского пережили лучше других, потому что оказались непригодными к службе. Ни к тачанке приладить, ни оседлать.
В заповеднике можно сесть в спецмашину или спецтачанку и ехать в степь. Одних, без сопровождения, вас никто не пустит. Во-первых, как раз в мае у гадюк брачный период, и... все, больше вопросов нет. По периметру заповедника — контрольно-следовая полоса. Самый страшный зверь — двуногий. Так говорит охрана, уж она-то знает.
Вспоминайте уроки физкультуры начальных классов, гусиный шаг. Увидели крайнего лошарика — сели и медленно-медленно, гусенком пошли на него, с остановками. Терпение нужно, конечно. Иначе получите серию снимков «Попы убегающих животных». К примеру, лучшее из моего — «Стадо удирающих от автора бизонов со столбами пыли во весь горизонт». Я и гуськом медленно не умею. Однако загадка — ведь это я должна была от них драпать. Я же на самом деле пуглива, как... стадо бизонов. Фотоаппарат перед глазами на самом деле ломает восприятие реальности.
Смотрите не попадитесь антилопе гну — агрессивна, это только в книжке обхохочешься. Кафрский буйвол может и на машину пойти. А кулан — территориальный самец — охраняет свою территорию от других самцов. Этот мачо — помесь лошади с ослом.
У диких лошадей и равнинных зебр жеребцы-вожаки признают кобыл только своего гарема, чужих прогоняют. У ослов не так. «Гарем», кстати — это научный термин, обозначающий размножающуюся группу.
Идем к птицам. Легкая каша в голове, названия уже путаются. Это пингвины кричат? Тьфу ты, павлины? Курицы голландские — как вы сказали? Голопопые? Белохохлые? Все, передоз. Напоследок — пройти по дендропарку, просто так.
От Аскании до Одессы — 360 км, хорошая ли дорога — не заметила. Значит, хорошая. Степь цветет, маки, люцерна и что-то синенькое. Маки — красными точками. От люцерны — сумасшедшая желтизна до горизонта. Велико искушение загнать в эту желтизну машину и сфотографировать. Вместо машины в поле были загнаны пассажиры, однако фото получились двусмысленными. Торчащие из зарослей головы неизбежно наводили на мысль о другой цели похода в люцерну. Неимоверная красота преследовала всю дорогу от Аскании до Одессы, заставляя без конца тормозить и бессмысленно фотографировать бескрайние просторы.
Первый вопрос при въезде в Одессу: как попасть на Дерибасовскую? Это непросто: на пути много улиц с односторонним движением. Парковщик объясняет, сзади бикнули. А ему — вроде как перебили. «Ты, пед..., шо, не видишь, мать-перемать, люди заблудилися?!» Предложил сесть и проводить, за денюшку. Но я люблю сама. В принципе стараюсь не заезжать в города по причине бестолковости и медлительности местных «пробок» по сравнению с московскими. Но как же не заехать в Одессу!
Ее улицы параллельно-перпендикулярны, поэтому заторов нет, просто скорость автомобиля равна скорости трехколесного велосипеда. Получается автомобильная экскурсия по городу. Советую опустить окна и «гулять».
Моя Zafira стояла под Ланжероновским спуском. Оттуда вверх ступенек сто — и у оперы, Ланжероновская угол Ришельевской. Шикарное здание, только что отремонтированное, один из лучших театров в Европе. Снаружи барокко, внутри рококо. Одно упущение — нет буфета, а с ним и фирменного десерта.
Каштан черемухой покрылся, сирень над городом... ну что-то в этом роде, май месяц. Город белый, розовый, зеленый, голубой, местами с позолотой. Одесса вымыта и покрашена, Дерибасовская пешеходна, нарываться на какой-то особый юмор глупо.
Гулять по Одессе — удовольствие. Пешеход — король центральных улиц. Я умудрялась переходить, не глядя по сторонам, с закрытыми фотоаппаратом глазами.
У памятника воинам куча цветов к Дню Победы, толпа народу, годовщина освобождения Одессы, все города-герои пригласили. Все и приехали, кроме Москвы.
Археологический музей, художественный музей с гротом, литературный с садом скульптур местных персонажей — все в центре. Катакомбы — за городом. Желающих отвезут на Молдаванку — бывший рассадник «малины». Расскажут и про Соньку Золотую Ручку, и про Мишку Япончика. А Потемкинская лестница буднично упирается в прибрежный автосалон. Не споткнитесь и не скатитесь кубарем, как эйзенштейновская коляска, — разнесете витрину.
Пушкин — мое все, так что я — на Пушкинскую, 13. У входа — А.С. в бронзе. Он здесь жил, в Hotel du Nord, у Шарля Сикара. История такова. Император Александр хоть и говорил, что поэту самое место на Соловках, направил его все-таки в Одессу, под начало графа Воронцова. Тот считал, что коллежский секретарь Пушкин — «сумасшедший и шалопай», вместо работы страдает фигней, пишет стихи. С шефом поэт не сработался, зато подружился с его женой.
Елизаветой Ксаверьевной дело не ограничилось, были еще и Амалия Ризнич, и Каролина Собаньска... Пушкину пригрозили Михайловским, так он решил бежать морем в Грецию. Вроде бы сговорился с мавром Али, бывшим разбойником. И вроде бы мадам Воронцова была готова дать денег на корабль, но из любви к ней Пушкин бежать отказался. Не удивлюсь, если деньги через жену ему на самом деле пытался всучить сам Воронцов.
Из вещей: целлулоидный театральный лорнет, бальная записная книжка слоновой кости — чтобы не забыть, какой танец с кем танцуешь. Очень полезная штука.