Удивляться тут нечему: ведь это была эпоха велосипеда, короткий период на исходе XIX века, когда многие были уверены, что двухколесная машина с педальным приводом является вершиной технического совершенства в области сухопутных средств передвижения. Скоростные и «крейсерские» возможности бицикля казались тогда нашим прадедушкам запредельными, а потому в моду повсеместно вошли велосоревнования. Благодаря одному из них и состоялась в Белокаменной импровизированная презентация автомобиля. Сей эпизод был зафиксирован в репортаже, который опубликовал журнал московских циклистов.
Поистине эпохальное (с точки зрения современного «автомобилизированного» человека) событие состоялось 11 июля 1895 г. на циклодроме Московского общества велосипедистов-любителей. Как написал в своей заметке корреспондент вело-журнала, присутствовавший на спортивном мероприятии, в антракте между гонками зрителям демонстрировали «бензино-мотор». Появление на трековой дорожке неуклюжей трехколесной «машинки» было встречено дружным хохотом зрителей. «Мотор» двигался по гоночному овалу весьма медленно, и публика стала нетерпеливо кричать: «Ходу! Ходу!». Агрегат тарахтел, окутывался клубами едкого дыма, вибрировал всеми своими деталями... Глядя на такое «действо», один из гонщиков не выдержал, вскочил на свой велосипед и помчался за «керосинкой». Несмотря на все старания машиниста и резко возросший грохот двигателя, циклист легко обогнал бензиновый экипаж, сорвав бешеные аплодисменты публики.
Явный конфуз «самоходного агрегата» еще более повысил рейтинг бицикля, который, казалось, и так уже достиг заоблачных высот. «Москвичи оседлали велосипед…» «Бицикль – самое модное увлечение…» «В городе все больше педалирующей публики…» – подобными заголовками пестрели страницы газет каких-нибудь120 лет назад.
Это было, действительно, «золотое время» велосипеда. На двухколесных машинах ездили на работу, на прогулки, в путешествия… Но наибольшей популярностью тогда пользовались состязания гонщиков. В Первопрестольной для этого оборудовали несколько циклодромов и даже приспособили для катания на «роверах» зимой и в непогоду огромный зал Манежа.
Каких только состязаний не напридумывали тогда! Заезд на велосипедах без руля. Заезд с соскакиванием (в конце каждого круга нужно обязательно спешиваться и потом снова садиться в седло). Заезд без седла. Соревнования на самую медленную езду (однажды победитель преодолевал 30 саженей (т. е. чуть более 60 метров) в течение 9 мин. 35 сек.!)... Была еще «игра с картами»: по полу Манежа рассыпали несколько колод карт, которые велосипедистами надо было на ходу нанизывать на особые копья по масти или по старшинству. Публике нравились заезды с препятствиями (велосипедистов поджидали лабиринты из фишек и кеглей, лестницы, качающиеся доски, высокий забор…) А то еще устраивали в Манеже соревновательную езду со стаканом воды в руке или с яйцом на ложке. Забавлялись гонками без педалей (двигаться можно лишь отталкиваясь ногами от пола) или «Охотой за пузырями» (велосипедистам предстояло раздавить колесами как можно больше надутых телячьих пузырей, рассыпанных на полу). В 1893 г. состоялся дебют новейшей «электрической» велосипедной игры: на поле велодрома ее участники должны были накручивать виражи и нажимать колесами электрические кнопки; при этом на табло высвечивались различные числа, по наибольшей сумме которых и определяли победителя.
Настоящий ажиотаж вызывали «смешанные» гонки, когда на циклодроме велосипедист состязался в скорости с лошадьми.
Осенью 1895-го в городе наделал шума объявленный поединок 32-летнего московского гонщика Михаила Дзевочко со «знаменитым техасским ковбоем» Джеком Блисдалем. Каждая из двух запланированных в помещении Манежа гонок продолжалась по 2 часа, причем ковбою разрешалось использовать 10 сменных лошадей. Судьи-контролеры скрупулезно вели учет фактически пройденной дистанции. Буквально перед самым финишем в огромном здании вдруг вышла из строя техническая новинка – электрическое освещение, и огромный зал погрузился в темноту. Однако присутствующие зрители-мужчины тут же достали из карманов спички и при их свете публика смогла увидеть происходящее на арене. Победил велосипедист. Дзевочко накрутил 117 верст и 355 саженей, а вот ковбой, сменив лошадей в общей сложности 148 раз (он перепрыгивал из седла в седло прямо на скаку), успел за это же время преодолеть лишь 112 верст и 445 саженей. Второй день соревнований закончился опять не в пользу американца.
18 июля 1899 г. на циклодроме Московского кружка велосипедной езды собралось множество публики, жаждущей увидеть «гвоздь программы» – состязание вело-тандема и десяти казаков на дистанции 10 верст. (В итоге «двухколеска» обошла казачью команду на 14 секунд.) Циклисты пытались помериться силой и со знаменитым русским конным экипажем. В 1893 г. состязание известного гонщика Похильского и лучшей тройки купца Колупаева закончилось полной победой «механики»: на дистанции в 25 верст лошади отстали от циклиста почти на 2 минуты.
Говоря о тех «доисторических» временах, следует обратить внимание на то, что велосипедист-гонщик во многих соревнованиях мог пользовался помощью «лидеров». Так называли нескольких помощников спортсмена – велосипедистов, которые, сменяя друг друга, ехали по трассе впереди него, рассекая воздух и облегчая гонщику ход.
Всяких почетных званий и призов разыгрывалось среди велосипедистов множество.
Выше всех ценился завоеванный в специально проводимых гонках титул «Первый ездок России» (его начали разыгрывать с 1891 г.). Но были у велосипедистов и отличия рангом пониже. – «Первый ездок Петровского парка», «Чемпион нарукавного знака Коломяжского кружка велосипедистов», «Обладатель «Приза Почетной ленты Московского кружка велосипедной езды» (к слову сказать, в лучшие годы существования этой спортивной корпорации гонщик, завоевавший такую ленту, ежедневно получал от МКВЕ весьма неплохую денежную ренту!)…
Кроме того разыгрывались еще «Приз В. Шухова» (одного из учредителей Московского общества велосипедистов-любителей, а впоследствии – знаменитого инженера), «Приз комиссии по постройке деревянных поворотов» (то есть наклонных эстакад на поворотах циклодрома в Манеже)… Или вот совсем уж неповторимое состязание – на «Приз новой цементной дорожки циклодрома Московского Общества велосипедистов-любителей».
Награды победителей гонок ожидали самые разные. Это могла быть серебряная спичечница, подстаканник, прибор для курения, вышитая бисером подушечка, золотые часы, булавка с драгоценным камнем и даже… настольный термометр! В июне 1899-го Московский клуб велосипедистов провел благотворительную гонку, где разыгрывался «Большой приз в честь поэта А. С. Пушкина» — уменьшенная копия знаменитого памятника на Тверском бульваре.
Однако чаще всего выдавали победителям жетоны – золотые, серебряные, даже украшенные драгоценными камнями. У некоторых удачливых гонщиков скопилось великое множество таких дорогих безделушек. Поэтому Московский клуб велосипедистов предложил в очередном сезоне новинку: победителям клубных гонок выдавать купоны на определенную сумму, которую можно потратить для приобретения необходимых человеку вещей. Впрочем столь утилитарный подход к состязанием вызвал много нареканий у зрителей, и вскоре МКВ вернулся к прежней системе поощрений победителей.
Помимо официальных, клубных гонок чуть ли не каждый день устраивали и этакие «междусобойчики» – импровизированные соревнования. На плацу Александровских казарм в Замоскворечье, где летом организовывались велосипедные «покатушки», то и дело их участники затевали состязания на скорость: «Спорим на полбутылки?!.» Тут же палками обозначат линию старта и финиша, попросят кого-нибудь из коллег быть судьей и стартером, – и понеслись «доморощенные стритрейсеры», только фалды пиджаков развеваются на ветру… В одном из подобных состязаний, устроенных весной 1902 г. активистами велогонок, неожиданно для всех выразил желание поучаствовать… негр. Оказалось, что этот темнокожий господин – участник гастролировавшей в городе группы зарубежных велофигуристов. Впрочем, опасения в тотальном превосходстве такого «профи» над простыми любителями развеялись буквально с первых же секунд. Негр вышел на старт, дымя папироской, и совершенно не ориентировался в гоночных правилах. Даже до финиша он доехать так и не смог: лопнула шина.
На циклодромах порой устраивали весьма изнурительные марафонские состязания. Самыми трудными были придуманные американцами 6-дневные гонки. Выдержать такое испытание почти без всякого отдыха (спортсмены слезали со своих машин буквально на считанные минуты, а ели прямо на ходу) человеку попросту невозможно. К концу заезда участники его представляли, судя по газетным репортажам, жалкое зрелище: «…время от времени они засыпают прямо на ходу. Кто-то падает, но при этом даже не просыпается. Его поднимают, будят, вновь сажают в седло… Других пытаются поддерживать с боков их лидеры, – при этом теребят, будоражат разговорами и анекдотами, заставляют петь песни… Иногда случается циклист начинает вдруг бредить, галлюцинирует, съезжает с трека, а то и вовсе бросается на публику…» Газеты писали, как в одном из заездов гонщик Фишер вдруг соскочил со своей машины, залез на ближайшее дерево и стал с аппетитом жевать листья... Результаты, показанные участниками таких супермарафонов, впечатляют: победитель одной из гонок в 1897 г. сумел накрутить за 6 дней 3192 км! (Впрочем еще год спустя все гонки длительностью более 24-х часов были официально запрещены, как «безнравственные»).
Многие врачи безапелляционно заявляли о вредности «спортивного велосипедизма»: «Велосипедисты-спортсмены, предающиеся азартной езде, рискуют превратиться в слабоумных или идиотов… У них слабеет память; воображение, восприимчивость притупляются, мышление становится поверхностным… Вследствие чрезмерного напряжения и утомления получается атрофия двигательных волевых центров, – и велосипедист-спортсмен превращается в плохо и неуверенно движущегося инвалида… Развивается глубокая, ничему не поддающаяся скука…».
Некий дотошный ученый подошел к оценке соревнований с иной точки зрения. В своем докладе на очередном заседании Общества естествознания он сообщил, что гонщик Докучаев, сделав 610 верст за 24 часа в московском Манеже, выделил такое количество тепла, которого хватило бы, чтобы вскипятить 8 1/2 ведер ледяной воды.
«…Старцы, юноши, подростки в акробатических костюмах, согнув головы по-черепашьи и спины по-кошачьи, с посиневшими от натуги физиономиями, ломают руки и ноги себе и другим в погоне за блестящими жетонами…» – Кто-то негодовал, кто-то удивлялся, но модное поветрие уже не отпускало москвичей. Едва ли не весь город охватила «ажитация» от велосипедных гонок. Костюм велогонщика стал «писком моды».
Уже в 1880-е г.г., вскоре после массового появления велосипедов гонщики приспособились соревноваться, одевшись в легкие «весьма откровенного вида» трико. Однако потом в клубах, организующих состязания, были введены жесткие ограничения на сей счет, призванные блюсти общественную нравственность: «каждый состязающийся должен иметь полурукавчатую фуфайку и быть одетым от плеч до колен». А для господ офицеров, пожелавших принять участие в соревнованиях, даже подобная экипировка оказалась под запретом. Им специальным распоряжением по военному ведомству было приказано состязаться на велосипедах одетыми по всей форме: в мундирах, кителях и высоких сапогах. Ребятам-гимназистам вообще не суждено было испытать азарта гонщика: разосланный «на места» циркуляр Министерства народного просвещения, запрещал воспитанникам учебных заведений участвовать в публичных состязаниях на призы.
Серьезнейшей проблемой для наших предков стало решение вопроса: допускать ли к соревнованиям женщин, особенно, если речь идет о шоссейных гонках? Вот выдержка из протокола заседания МКВ от 6 августа 1895 г.:
«…Сами дамы могут в пути подвергнуться тысяче случайностей, могущих дурно повлиять не только на их организм, но и на исход гонки… И как должен поступить гоночник, нагнавший по пути даму-гоночницу, с которой случился от утомления или жары припадок обморока? – Остаться с ней и оказать товарищескую услугу, расстегнув ей корсет? Продолжить гонку, оставив даму на произвол судьбы? А если циклист займется первым, – то как на это взглянут проезжающие мимо гоночники?..».
Когда одна из первых в стране женщин-велосипедисток Лидия Лашеева объявила, что отказывается от намерения установить российский дамский рекорд в езде на 100 верст, пресса откликнулась одобрением: «От души поздравляем г-жу Лашееву и всех тех, кто с ужасом пытался найти что-либо общее между понятием женственности и стоверстным рекордом».
Но дамы все-таки не захотели оставаться в стороне от модного увлечения. Самые отважные из них выходили на трек, чтобы показывать все новые достижения в скорости и выносливости. 12 ноября 1895 г. под крышей Манежа состоялось, например, гонка на побитие часового дамского рекорда, в результате которой победительница – А. Гессель смогла проехать за 60 минут 28 верст и 270 саженей (около 30 км) – на 87 саженей больше прежнего рекорда. При этом в репортажах из Манежа газетчики не забыли упомянуть, что велосипедистка ехала «в зеленом костюме и зеленой шапочке-«блине» на голове». Никуда не денешься – мода повелевает!
Совершенно особым был язык у тогдашних велоспортсменов. Они говорили, например, «убить рекорд», а не «побить…» (мол, «побить» – это еще не значит уничтожить полностью!), в ходу был и более образный оборот: «устроить крушение рекорда». Вместо привычного нам сейчас «гонщик» пользовались словом «гоночник». А тревожное по нынешним временам слово «митинг» у циклистов столетней давности обозначало всего-навсего соревнование. Впрочем и его порой заменяли термином «матч» (писали, например, «заключить матч» вместо «договориться о соревновании»), а «гоночники» порой превращались в репортажах в «матчёров», и вместо слова «соревноваться» самые продвинутые газетчики писали «матчироваться» («г-н Х матчировался на циклодроме с г-ном Y…»). Выдающиеся мастера, гонщики высшего класса заслуживали у публики особо почетные титулы – «премьеры» или «тенора педали». Зато гонщиков 2-го класса презрительно называли «сапогами»... Популярностью пользовалось слово «резаться». Вот характерный образец из газетного репортажа: «эта пара гоночников приходит к финишу в сильной резне». Еще одно непривычное сегодня выражение: «вырвать старт», то есть опередить соперников на первых же метрах дистанции.
Едва ли не впервые за всю историю состязаний в скорости появилось среди московских циклистов слово «конюшня». Так называли гонщиков, работавших на одного хозяина – владельца какого-нибудь из известных в городе веломагазинов – Дэвиса, Блока, Алексеева… Эти «конюшенные мальчики» обязаны были ездить лишь на велосипедах той марки, которую «продвигал» их «шеф». Они привыкли получать мзду не только за одержанные победы, но еще и «поверстные» (1-1,5 рубля за каждую «намотанную на колеса» версту), «проездные»… Зарплаты в итоге получались прямо-таки генеральские – до 2000 в неделю (для сравнения: квалифицированный слесарь на заводе зарабатывал рублей 25-40 в месяц)!